Пастораль
А.Поуп ПАСТОРАЛИ
ВТОРАЯ ПАСТОРАЛЬ, ИЛИ АЛЕКСИС доктору Гарту
Овец курчавых по траве росистой Алексис гнал вдоль Темзы серебристой. Шурша листвой, зеленая ольха Прохладой овевала пастуха. Гляделся с грустью он в поток зеркальный, И вскоре замер говор волн печальный, Когда на участь горькую пастух Стал со слезами жаловаться вслух. А стадо бессловесное овечье Являло состраданье человечье. И слезы у наяд, ручьев жилиц, Лились при блеске Зевсовых зарниц.
Для юной Музы критик не суровый, Вплети мой плющ ты в свой венок лавровый. Недуг сердец неопытных, мой врач, Тебе зато не вылечить, хоть плачь! Спасет от Феба лиственная крона, Увы, защиты нет от Купидона! Я зря взываю к тишине лесной: Лишь Эхо разговор ведет со мной. Когда моей избранницы бездушье Терзает сердце бедное пастушье, Свидетели немые тайных мук - Прозрачный ключ и густолистый бук. Ее гордыня и бесчеловечье С природы добротой в противоречье. И овцам белорунным свет немил: Их мучит зной, меня - любовный пыл. Сжигает буйный Сириус посевы, Но зимний хлад объемлет сердце девы. Неся любви неразделенной груз, В каких краях искать беглянок - Муз? Не там ли ваш святой приют, богини, Где Кем иль Айсис льются по долине?
Смотрелся я в прозрачный водоем. Играл румянец на лице моем. Зато теперь, отвергнутый, печальный, Я больше не гляжусь в ручей хрустальный.
Пастух злосчастный, ведал ты в лесу Любое зелье, пьющее росу. Но, сердце излечить свое не в силах, По крайности лечи овечек хилых! Пускай другой проворный молодец Сноровистей меня стрижет овец И славится уменьем холить стадо. Мне в этом деле первенства не надо. О, если б Аполлон, пастуший бог, Чело обвить мне лаврами помог!
- Я имя Розалинды нес по свету. Возьми, - промолвил Колин, - дудку эту! И отдал мне свою свирель, но в ней Жила печаль его последних дней. И нимфа Эхо повторяла в чаще То имя, что хранил тростник звучащий. Теперь висит на дереве свирель: Презрела ты ее простую трель. Но, будь я птицей пленной, пел бы кряду Весь день - и поцелуй имел в награду!
Мой стих лесным твореньям по нутру. Сатиры пляшут под мою игру. Своим искусством козлоногий блещет, И Пан его стараньям рукоплещет. А нимфы, покидая влажный грот, Подносят мне плоды и в сотах мед. Наяды, выйдя из кустов прибрежных, В ладонях держат горлиц белоснежных. Влюбленных нимф я берегу дары Для их обворожительной сестры. А пастухи весь мир благоуханный Вплели в гирлянду для моей желанной, И нет на свете прелести иной, Чем та, что я увидел в ней одной.
Покинув олимпийские чертоги, Элизиум в лесах находят боги. Венера и Адонис для забав Нередко избирали тень дубрав. А к девственной охотнице Диане Ласкались в чащах заповедных лани.
О нимфа, молчаливый час любви Присутствием своим благослови! Тот мирный час, когда, устав от жара, С холмов спустилась на ночлег отара, И пастухи овец пригнали в хлев, Благослови, о лучшая из дев!
Меж тем колосья золотой пшеницы В душистые венки вплетают жницы И на простор полей нисходит мгла. Звучит Церере в сумерки хвала.
От века змей не видя в нашей роще, Змея-Любовь, твоей не знал я мощи! Поит нектаром пчел багряный куст. Мне сладок лишь нектар любимых уст!
О нимфа! Приведи тебя наитье В твое давно забытое укрытье, Где моет мхи, прозрачен и певуч, В зеленой полутьме звенящий ключ. Любимая, тебя, в тени древесной, Зефир дарит прохладою чудесной. Где легкая твоя пройдет стопа, Цветов пурпурных там полна тропа. Будь я - Алфей, была б ты Аретуза! Твой блеск воспеть мне помогла бы Муза, Чтоб отклик звонкий птичьих голосов Тебя благословлял в тиши лесов. Пусть эхом вторят им холмы и гроты
И Геликона горние высоты. О сладкопевная, тебе одной Под силу спор с Орфеевой струной! Твой голос, упоительно звучащий, Пуститься в пляс дубы заставит в чаще. Стремнины стихнут бурные окрест, Вершины гор сойдут с привычных мест. Летящий со скалы поток отвесный Мгновенно смолкнет, слыша звук небесный, И, став подобьем каменных громад, Замрет громокипящий водопад.
Меж тем коровы, ручейка журчаньем Привлечены, спешат к нему с мычаньем. Избавившись от зноя, овцы пьют. Прохлады полон их ночной приют. О боги! Нет ли от любви лекарства, Чтоб оградить нас от ее коварства? Лучей багрянец в океан клоня, Их остудило там светило дня. Я днем пылал, а ночью пламень лютый Был нестерпимей с каждою минутой!
1704.
|